Гера, думаешь ли ты обо мне? Ты, мое черное золото, радость моя, друг мой… Я искренне надеюсь, что там, наверху, тебя встретили также радушно, как ты встречала гостей… Что вы все вместе: наши любимые друзья, помощники людей, верные спутники – собаки, отпраздновали твой четырнадцатый день рождения, до которого ты здесь, на земле, не дожила всего пару дней…
Ты была необычна, Гера. Ты даже родилась 29 февраля, твой день наступал лишь раз в 4 года… Твое имя выбирали всей семьей, и, в конце концов, назвали в честь богини… Ты ей и была: полное достоинства, величественно доброе, защищающее слабых существо. Я до сих пор не воспринимаю тебя как собаку, твоя внешность уже стерлась из моей памяти, но ты осталась в ней ярким образом всего самого дорогого, что было в моей жизни: прогулками по бескрайним полям, земляникой, которую мы вместе ели в лесу, корзинкой грибов, вместе с тобой собранной на ужин, бабушкиными сказками тихими зимними вечерами…

А помнишь, как мы первый раз встретились? Ты была такая маленькая, тихо скулила, помнишь, я тебе принесла одеяла, мебель, забыв с тех пор о своих куклах… Нарисовала кошку и повесила над твоим местом…Ты наверно считала меня глупой, ты-то ведь понимала, что она – не настоящая. Темные бусинки глаз, маленький влажный нос, запах молока – это то, что запоминается навсегда. У тебя в детстве было все: и поползновения на стол за только что купленной палкой колбасы, и воровство рыбы прямо со сковородки, и «чтение» чужой книги, и разгрызенный в пух и в прах угол в прихожей. Ты была живым щенком, любившим попроказничать… Помнишь, как удивленно я рассказывала родителям, что ты, оказывается, мужского пола, потому что «пописала как мальчик», помнишь, как ты протащила меня по асфальту за кошкой, когда мама всего на пару минут дала мне в руки поводок. Ты катала меня на санках, ходила со мной на пляж, рылась в песочнице, играла в прятки. Ты была верным другом.

Но боготворила-то ты папу. Вся напряженная, как пружина, ты готова была сорваться в любую минуту, чтобы ему услужить. Папа до сих пор воспоминает о тебе, как о самом удивительном существе, он не устает рассказывать смешные случаи, произошедшие с тобой. Он привил тебе хорошие манеры, научил всем командам, сделал из тебя то существо полное этики, которое я помню. А потом случилось так, что папа стал жить отдельно. Тебе было плохо…как и мне. И мы вместе с тобой переживали это. Ты, Гера, досталась мне, ты считала меня ребенком и абсолютно не слушалась. Пришлось и тебе, и мне привыкать к новым ролям. Мы гуляли вместе, ты терпела мою «дрессировку», но скорее ты опекала меня, чем я тебя. На горках ты была любимой гостьей, в воде – надежным спасателем и участницей игр. Мы даже сходили с тобой на выставку. Где нашлись те добрые люди, которые пустили нас, маленькую девочку и собаку без родословной, на большой и красивый праздник! Твоя серебряная медаль до сих пор лежит у меня среди других дипломов и розеток, спасибо тебе за этот первый опыт.

Ты была хорошей матерью. Ты опекала своих щенков, с радостью делилась с нами своим умиротворением, дарила нам эти маленькие существа с добротой и лаской, которые так были присущи тебе. Ты дала новоиспеченным владельцам малышей ту же радость, которую испытывали мы, проводя время с тобой, Гера.

Ты видела, как куклы перекочевали в нижний ящик комода, как я стала чаще задерживаться на прогулках – ты видела, как я взрослела. И опять же – ты часто выручала. Ты гуляла со мной поздно вечером, и никто не мог меня и пальцем тронуть. Ты вытерпела, когда я перестала быть столь ярой «собачницей», когда у меня появились новые увлечения, никак с тобой не связанные. Ты была брошена во второй раз. Прости, Гера…

Ты не была эталоном породы. Да на кой черт об этом говорить? Это лишь дымка, которая окутывает саму сущность собаки. Хотя самое главное, что должно цениться в породе, у тебя было: добродушие, готовность помочь, любовь к плаванью настоящего ньюфаундленда. Ты была родной, своей.

В 12 лет ты стала сдавать. До этого все свято верили, что ты родилась в рубашке: ты перенесла чумку, несколько операций, покусы злобных собратьев. Я часто просматриваю кассету, на которой ты снята в твое последнее лето: веселая, озорная, полная жизни. На ней не видно, что ты уже с усилиями поднимаешься по ступенькам, что ты тяжело болеешь, что у тебя седина на морде, что ты уже не такая сильная, как раньше. В то лето ты еще плавала с нами в озере, принимала участие в наших прогулках, охраняла двор. Ты продержалась еще полгода, ты, Гера, даже в последние месяцы своей жизни думала обо мне: ты дождалась, когда я поступлю в институт, устрою свою личную жизнь. Потом тебе сделали операцию, но ты не выдержала, уже не смогла. А в один зимний вечер легла и больше не встала. Мы ждали ветеринаров, которые должны были тебя усыпить. У тебя не было сил, чтобы подняться, но ты, Гера, как всегда, успокаивала меня, слизывая слезы. Ты даже пыталась вилять хвостом, как будто говоря: «Я с тобой, ну что же ты плачешь, мне хорошо, не больно». Я обнимала тебя, целовала, а ты не могла понять, что со мной случилось, почему я не отхожу от тебя. Ветеринаров ты встретила, улыбаясь, радуясь гостям… А потом…ты была еще красивее, ты перестала ощущать боль, ты была как живая, и сквозь пелену отчаянья я пыталась уверить себя, что тебе теперь лучше, что ты прожила счастливую, полезную жизнь. Я смотрела в окно на грязный, серый снег, унылые дома, и думала, как я буду жить дальше. Без тебя. Ты была последним вестником детства, ты была – и тебя не стало…Началась взрослая жизнь.

Я выросла, да, стала другой, но что-то еще детское, наивное осталось во мне – я верю, что ты смотришь на меня, оцениваешь, и когда надо, помогаешь. Ведь я не была твоим хозяином – я была твоей воспитанницей. Спасибо тебе за такое воспитание… Сейчас у меня другая собака, другой ньюф. Она глупая, молодая еще, она тебе и подметки не годится, она не заслужила такой любви и благодарности как ты. Но и ее время придет – быть для кого-то тем, кем ты была для меня. Я верю, что в ней живет частица тебя. Этой собаке я хочу дать то, что не хватало тебе: море любви, игр, полноценного корма и удобства. И я благодарю тебя за то, что ты вселила в меня ту любовь, которую я питаю к собакам вообще, и к ньюфам, как к самым ласковым, интеллигентным существам, в частности.



написано в 2005 году, Чаруся была еще щенком

Все чаще с неба слышу лай
Он сыплется, как звездный дождик
Собаки попадают в рай
И там нас ищут безнадежно.
И, свесив чуткие носы,
Они по райским кущам бродят,
И почему, не знают псы,
Своих хозяев не находят.
Собачий бог не виноват.
Он, как умеет, с ними лает.
Они безгрешны и про ад
По чистоте своей не знают
И не возьмут последний след
Своих хозяев безутешных.
Но даже там, где горя нет,
Они за нас страдают, грешных.
Я не святой. И буду рад,
Приговоренный к крайним мерам,
Хоть постоять у райских врат,
Как у собачьего вольера.
И напоследок посвистеть,
А хватит сил - подать команду,
Да что мне ад и что мне смерть!
Жизнь без собаки хуже ада.

Вспомнила своего первого ньюфа... Как всё похоже... Плачу...

Собак раньше не было, Бонечка - первая... И все равно, сижу и реву. Почему же, черт побери, им отпущено так мало? Помните, в Обыкновенном чуде, говорил бессмертный волшебник:"Слава безумцам, осмеливающимся любить, зная, что всему этому приходит конец..."

Проревелась......

Проревелась......

Я нашла эту заметку у себя на компьютере... решила выложить.
Я действительно уже не помню, какая была Гера, но то, что она воспитала меня и сделала меня такой, какая я есть, я никогда не забуду.

Никогда раньше не понимала, почему люди ТАК относятся к своим собакам. Теперь, заведя Боню, понимаю... И очень жалею о том, что раньше этого не сделала, тем самым лишив себя и своего ребенка очень важной части жизни. И даже моя мама, которой почти 80 и которая всегда была против собаки в доме, повторяет мне каждый день: Как же мы раньше без Бонечки жили? Чего же мы это не сделали раньше...

Ох, Настя, сижу реву...

Реву! Себя безумно жалко! Нам без них плохо...