Жили-были, варили кашу, закрывали на зиму банки. Как и все, становились старше. На балконе хранили санки, под кроватью коробки с пылью и звездой с новогодней ёлки. В общем, в принципе - не тужили. С расстановочкой жили, с толком. Берегли на особый случай платье бархатное с разрезом, два флакона духов от гуччи, фетра красного полотреза, шесть красивых хрустальных рюмок и бутылку китайской водки. А в одной из спортивных сумок надувную хранили лодку.
Время шло, выцветало платье, потихоньку желтели рюмки, и в коробочке под кроватью угасала звезда от скуки. Фетр моль потихоньку ела, лодка сохла и рассыпалась. И змея, заскучав без дела, в водке медленно растворялась. Санки ржавились и рыжели. Испарялся закрытый гуччи. Жили, были, и постарели, и всё ждали особый случай.

Он пришёл, как всегда, внезапно. Мыла окна, и поскользнулась. В тот же день, он упал с инфарктом. В этот дом они не вернулись.

Две хрустальные рюмки с водкой, сверху хлеб, по квартире ветер. Полным ходом идёт уборка, убираются в доме дети.

На помойку уходят санки, сумка с лодкой, дырявый фетр. Платьем, вывернув наизнанку, протирают за метром метр подкроватные толщи пыли. В куче с хламом - духи от гуччи.

Вот для этого жили-были.
Вот такой вот "особый случай".

Мальвина Матрасова.

Звонок раздался, когда Андрей Петрович потерял уже всякую надежду.

— Здравствуйте, я по объявлению. Вы даёте уроки литературы?

Андрей Петрович вгляделся в экран видеофона. Мужчина под тридцать. Строго одет — костюм, галстук. Улыбается, но глаза серьёзные. У Андрея Петровича ёкнуло под сердцем, объявление он вывешивал в сеть лишь по привычке. За десять лет было шесть звонков. Трое ошиблись номером, ещё двое оказались работающими по старинке страховыми агентами, а один попутал литературу с лигатурой.

— Д-даю уроки, — запинаясь от волнения, сказал Андрей Петрович. — Н-на дому. Вас интересует литература?

— Интересует, — кивнул собеседник. — Меня зовут Максим. Позвольте узнать, каковы условия.

«Задаром!» — едва не вырвалось у Андрея Петровича.

— Оплата почасовая, — заставил себя выговорить он. — По договорённости. Когда бы вы хотели начать?

— Я, собственно… — собеседник замялся.

— Первое занятие бесплатно, — поспешно добавил Андрей Петрович. — Если вам не понравится, то…

— Давайте завтра, — решительно сказал Максим. — В десять утра вас устроит? К девяти я отвожу детей в школу, а потом свободен до двух.

— Устроит, — обрадовался Андрей Петрович. — Записывайте адрес.

— Говорите, я запомню.

В эту ночь Андрей Петрович не спал, ходил по крошечной комнате, почти келье, не зная, куда девать трясущиеся от переживаний руки. Вот уже двенадцать лет он жил на нищенское пособие. С того самого дня, как его уволили.

— Вы слишком узкий специалист, — сказал тогда, пряча глаза, директор лицея для детей с гуманитарными наклонностями. — Мы ценим вас как опытного преподавателя, но вот ваш предмет, увы. Скажите, вы не хотите переучиться? Стоимость обучения лицей мог бы частично оплатить. Виртуальная этика, основы виртуального права, история робототехники — вы вполне бы могли преподавать это. Даже кинематограф всё ещё достаточно популярен. Ему, конечно, недолго осталось, но на ваш век… Как вы полагаете?

Андрей Петрович отказался, о чём немало потом сожалел. Новую работу найти не удалось, литература осталась в считанных учебных заведениях, последние библиотеки закрывались, филологи один за другим переквалифицировались кто во что горазд. Пару лет он обивал пороги гимназий, лицеев и спецшкол. Потом прекратил. Промаялся полгода на курсах переквалификации. Когда ушла жена, бросил и их.

Сбережения быстро закончились, и Андрею Петровичу пришлось затянуть ремень. Потом продать аэромобиль, старый, но надёжный. Антикварный сервиз, оставшийся от мамы, за ним вещи. А затем… Андрея Петровича мутило каждый раз, когда он вспоминал об этом — затем настала очередь книг. Древних, толстых, бумажных, тоже от мамы. За раритеты коллекционеры давали хорошие деньги, так что граф Толстой кормил целый месяц. Достоевский — две недели. Бунин — полторы.

В результате у Андрея Петровича осталось полсотни книг — самых любимых, перечитанных по десятку раз, тех, с которыми расстаться не мог. Ремарк, Хемингуэй, Маркес, Булгаков, Бродский, Пастернак… Книги стояли на этажерке, занимая четыре полки, Андрей Петрович ежедневно стирал с корешков пыль.

«Если этот парень, Максим, — беспорядочно думал Андрей Петрович, нервно расхаживая от стены к стене, — если он… Тогда, возможно, удастся откупить назад Бальмонта. Или Мураками. Или Амаду».

Пустяки, понял Андрей Петрович внезапно. Неважно, удастся ли откупить. Он может передать, вот оно, вот что единственно важное. Передать! Передать другим то, что знает, то, что у него есть.

Максим позвонил в дверь ровно в десять, минута в минуту.

— Проходите, — засуетился Андрей Петрович. — Присаживайтесь. Вот, собственно… С чего бы вы хотели начать?

Максим помялся, осторожно уселся на край стула.

— С чего вы посчитаете нужным. Понимаете, я профан. Полный. Меня ничему не учили.

— Да-да, естественно, — закивал Андрей Петрович. — Как и всех прочих. В общеобразовательных школах литературу не преподают почти сотню лет. А сейчас уже не преподают и в специальных.

— Нигде? — спросил Максим тихо.

— Боюсь, что уже нигде. Понимаете, в конце двадцатого века начался кризис. Читать стало некогда. Сначала детям, затем дети повзрослели, и читать стало некогда их детям. Ещё более некогда, чем родителям. Появились другие удовольствия — в основном, виртуальные. Игры. Всякие тесты, квесты… — Андрей Петрович махнул рукой. — Ну, и конечно, техника. Технические дисциплины стали вытеснять гуманитарные. Кибернетика, квантовые механика и электродинамика, физика высоких энергий. А литература, история, география отошли на задний план. Особенно литература. Вы следите, Максим?

— Да, продолжайте, пожалуйста.

— В двадцать первом веке перестали печатать книги, бумагу сменила электроника. Но и в электронном варианте спрос на литературу падал — стремительно, в несколько раз в каждом новом поколении по сравнению с предыдущим. Как следствие, уменьшилось количество литераторов, потом их не стало совсем — люди перестали писать. Филологи продержались на сотню лет дольше — за счёт написанного за двадцать предыдущих веков.

Андрей Петрович замолчал, утёр рукой вспотевший вдруг лоб.

— Мне нелегко об этом говорить, — сказал он наконец. — Я осознаю, что процесс закономерный. Литература умерла потому, что не ужилась с прогрессом. Но вот дети, вы понимаете… Дети! Литература была тем, что формировало умы. Особенно поэзия. Тем, что определяло внутренний мир человека, его духовность. Дети растут бездуховными, вот что страшно, вот что ужасно, Максим!

— Я сам пришёл к такому выводу, Андрей Петрович. И именно поэтому обратился к вам.

— У вас есть дети?

— Да, — Максим замялся. — Двое. Павлик и Анечка, погодки. Андрей Петрович, мне нужны лишь азы. Я найду литературу в сети, буду читать. Мне лишь надо знать что. И на что делать упор. Вы научите меня?

— Да, — сказал Андрей Петрович твёрдо. — Научу.

Он поднялся, скрестил на груди руки, сосредоточился.

— Пастернак, — сказал он торжественно. — Мело, мело по всей земле, во все пределы. Свеча горела на столе, свеча горела…

— Вы придёте завтра, Максим? — стараясь унять дрожь в голосе, спросил Андрей Петрович.

— Непременно. Только вот… Знаете, я работаю управляющим у состоятельной семейной пары. Веду хозяйство, дела, подбиваю счета. У меня невысокая зарплата. Но я, — Максим обвёл глазами помещение, — могу приносить продукты. Кое-какие вещи, возможно, бытовую технику. В счёт оплаты. Вас устроит?

Андрей Петрович невольно покраснел. Его бы устроило и задаром.

— Конечно, Максим, — сказал он. — Спасибо. Жду вас завтра.
Вы даёте уроки литературы? Рассказ из сети, книги, литература, чтение

— Литература – это не только о чём написано, — говорил Андрей Петрович, расхаживая по комнате. — Это ещё и как написано. Язык, Максим, тот самый инструмент, которым пользовались великие писатели и поэты. Вот послушайте.

Максим сосредоточенно слушал. Казалось, он старается запомнить, заучить речь преподавателя наизусть.

— Пушкин, — говорил Андрей Петрович и начинал декламировать.

«Таврида», «Анчар», «Евгений Онегин». Лермонтов «Мцыри». Баратынский, Есенин, Маяковский, Блок, Бальмонт, Ахматова, Гумилёв, Мандельштам, Высоцкий…

Максим слушал.

— Не устали? — спрашивал Андрей Петрович.
— Нет-нет, что вы. Продолжайте, пожалуйста.

День сменялся новым. Андрей Петрович воспрянул, пробудился к жизни, в которой неожиданно появился смысл. Поэзию сменила проза, на неё времени уходило гораздо больше, но Максим оказался благодарным учеником. Схватывал он на лету. Андрей Петрович не переставал удивляться, как Максим, поначалу глухой к слову, не воспринимающий, не чувствующий вложенную в язык гармонию, с каждым днём постигал её и познавал лучше, глубже, чем в предыдущий.

Бальзак, Гюго, Мопассан, Достоевский, Тургенев, Бунин, Куприн. Булгаков, Хемингуэй, Бабель, Ремарк, Маркес, Набоков. Восемнадцатый век, девятнадцатый, двадцатый. Классика, беллетристика, фантастика, детектив. Стивенсон, Твен, Конан Дойль, Шекли, Стругацкие, Вайнеры, Жапризо.

Однажды, в среду, Максим не пришёл. Андрей Петрович всё утро промаялся в ожидании, уговаривая себя, что тот мог заболеть. Не мог, шептал внутренний голос, настырный и вздорный. Скрупулёзный педантичный Максим не мог. Он ни разу за полтора года ни на минуту не опоздал. А тут даже не позвонил. К вечеру Андрей Петрович уже не находил себе места, а ночью так и не сомкнул глаз. К десяти утра он окончательно извёлся, и когда стало ясно, что Максим не придёт опять, побрёл к видеофону.

— Номер отключён от обслуживания, — поведал механический голос.

Следующие несколько дней прошли как один скверный сон. Даже любимые книги не спасали от острой тоски и вновь появившегося чувства собственной никчемности, о котором Андрей Петрович полтора года не вспоминал. Обзвонить больницы, морги, навязчиво гудело в виске. И что спросить? Или о ком? Не поступал ли некий Максим, лет под тридцать, извините, фамилию не знаю?

Андрей Петрович выбрался из дома наружу, когда находиться в четырёх стенах стало больше невмоготу.

— А, Петрович! — приветствовал старик Нефёдов, сосед снизу. — Давно не виделись. А чего не выходишь, стыдишься, что ли? Так ты же вроде ни при чём.
— В каком смысле стыжусь? — оторопел Андрей Петрович.
— Ну, что этого, твоего, — Нефёдов провёл ребром ладони по горлу. — Который к тебе ходил. Я всё думал, чего Петрович на старости лет с этой публикой связался.

— Вы о чём? — у Андрея Петровича похолодело внутри. — С какой публикой?
— Известно с какой. Я этих голубчиков сразу вижу. Тридцать лет, считай, с ними отработал.

— С кем с ними-то? — взмолился Андрей Петрович. — О чём вы вообще говорите?
— Ты что ж, в самом деле не знаешь? — всполошился Нефёдов. — Новости посмотри, об этом повсюду трубят.

Андрей Петрович не помнил, как добрался до лифта. Поднялся на четырнадцатый, трясущимися руками нашарил в кармане ключ. С пятой попытки отворил, просеменил к компьютеру, подключился к сети, пролистал ленту новостей. Сердце внезапно зашлось от боли. С фотографии смотрел Максим, строчки курсива под снимком расплывались перед глазами.

«Уличён хозяевами, — с трудом сфокусировав зрение, считывал с экрана Андрей Петрович, — в хищении продуктов питания, предметов одежды и бытовой техники. Домашний робот-гувернёр, серия ДРГ-439К. Дефект управляющей программы. Заявил, что самостоятельно пришёл к выводу о детской бездуховности, с которой решил бороться. Самовольно обучал детей предметам вне школьной программы. От хозяев свою деятельность скрывал. Изъят из обращения… По факту утилизирован…. Общественность обеспокоена проявлением… Выпускающая фирма готова понести… Специально созданный комитет постановил…».

Андрей Петрович поднялся. На негнущихся ногах прошагал на кухню. Открыл буфет, на нижней полке стояла принесённая Максимом в счёт оплаты за обучение початая бутылка коньяка. Андрей Петрович сорвал пробку, заозирался в поисках стакана. Не нашёл и рванул из горла. Закашлялся, выронив бутылку, отшатнулся к стене. Колени подломились, Андрей Петрович тяжело опустился на пол.

Коту под хвост, пришла итоговая мысль. Всё коту под хвост. Всё это время он обучал робота.

Бездушную, дефективную железяку. Вложил в неё всё, что есть. Всё, ради чего только стоит жить. Всё, ради чего он жил.

Андрей Петрович, превозмогая ухватившую за сердце боль, поднялся. Протащился к окну, наглухо завернул фрамугу. Теперь газовая плита. Открыть конфорки и полчаса подождать. И всё.

Звонок в дверь застал его на полпути к плите. Андрей Петрович, стиснув зубы, двинулся открывать. На пороге стояли двое детей. Мальчик лет десяти. И девочка на год-другой младше.

— Вы даёте уроки литературы? — глядя из-под падающей на глаза чёлки, спросила девочка.
— Что? — Андрей Петрович опешил. — Вы кто?
— Я Павлик, — сделал шаг вперёд мальчик. — Это Анечка, моя сестра. Мы от Макса.
— От… От кого?!
— От Макса, — упрямо повторил мальчик. — Он велел передать. Перед тем, как он… как его…
— Мело, мело по всей земле во все пределы! — звонко выкрикнула вдруг девочка.

Андрей Петрович схватился за сердце, судорожно глотая, запихал, затолкал его обратно в грудную клетку.

— Ты шутишь? — тихо, едва слышно выговорил он.
— Свеча горела на столе, свеча горела, — твёрдо произнёс мальчик. — Это он велел передать, Макс. Вы будете нас учить?

Андрей Петрович, цепляясь за дверной косяк, шагнул назад.

— Боже мой, — сказал он. — Входите. Входите, дети....

PS: http://ruspioner.ru/profile/articles/3783

Про домового.
Домовой сидел у печки и тихонько вздыхал — хозяйка умирала.

Старушке было почти 90. Раньше шустрая бабушка в последнее время не вставала с постели, годы брали своё.

Домовой сидел и вспоминал: вот хозяйка молодая — только женой в дом вошла, вот уже детишки бегают, а вот уже и старушка.

И всегда чистоплотная, приветливая и очень хозяйственная. Домового любила и почему-то звала Мефодий, а иногда и Федей. Всегда ставила под печку блюдце с молоком, а то и шоколадную конфету.

Сейчас дом как осиротел.

Даже кот Степан это чувствует. Хотя и живёт тут пока сын хозяйки, а всё равно не то.

Каждую ночь Мефодий подходил к кровати и смотрел с тревогой на хозяйку и облегченно вздыхал — жива ещё.

Незадолго до болезни она будто увидела его и сказала:

— Федь, ты уж новых хозяев не обижай,если будут. А то я помру и дом умрёт следом. Жалко — дом хороший, да и ты живешь. Помогай, ладно?

* * *

Ночь за окном, да и декабрь на дворе. Холодно сегодня и как-то неуютно. Полночь пробили часы.

Раньше Мефодий их любил, с их боем дом будто оживал. А сейчас казалось отсчитывают последние часы.

* * *

К утру старухи не стало.

Домовой затаился на печке в углу, и сопел, сопел…, а хотелось плакать. Просто хотелось плакать.

* * *

После поминок соседка баба Маня поставила под печь блюдце с угощением:

— Пусть помянет. Вера всегда ему блюдце с молоком ставила.

* * *

Вот и всё.

Дом опустел.

Все разошлись, разъехались. Часы остановили, кота соседка забрала. Тоскливо…

Это была самая длинная зима у Мефодия. Днями он отсиживался на холодной печи, а ночью, бродил по такому же холодному дому.

Изредка выходя на улицу он обходил двор, а потом сидел на заснеженном крыльце с тоскою глядя на огни в окнах соседних домов.

Он знал, что в деревне есть дом без домового, но не уходил — обещал хозяйке за домом смотреть.

Кот тоже нагонял тоску, часто прибегал во двор и орал у двери.

* * *

Всё изменилось весной. В середине мая к дому подъехали две машины. Из одной вылез сын хозяйки, а из другой женщина лет шестидесяти и молодой мужчина.

Домовой с жадностью и любопытством поглядывал в окно.

— Вот сад, тут пять яблонь, смородина и малина есть — объяснял сын хозяйки. Зашли во двор — тут вот сарай. Раньше мама козу держала, а сейчас всё дровами забито.

Даже немного угля в брикетах есть.

Ну, пошли в дом?

Дом приезжим понравился: чистенько, уютно, хоть и пахнет сыростью.

— Да нам на лето снять, у нас дачи нет…

— Да мне тоже дом жалко — я потому и объявление дал. Смотреть за домом некому. Я у матери один остался, да и то на север на полгода уезжаю, а детям и внукам дом не нужен.

Так, в подполе и картошку, и всё найдете. Газ в баллонах есть. Телефон мой у вас имеется. Живите.

Когда стали выходить, женщина достала из кармана конфету и положила на печь.

Мужчина заметил, улыбнулся:

— Матушка так делала. Говорила — домовому.

* * *

Домовой снова остался один, но ненадолго. Через три дня снова подъехала машина.

Кроме молодого мужчины и той женщины, вылезла девочка лет шести и ее мама.

Девочка с любопытством оглядывалась по сторонам.

— Бабушка, а мы теперь тут жить будем?

— Да, тут и проведем лето. Давайте сумки выгружать, а то дел много.

Мефодий с любопытством наблюдал, как дом постепенно оживал.

Затопили печь, чтобы прогреть дом. Вынесли сушить подушки, перины, половички, поснимали- поступали занавески.

Работа кипела: всё мылось, выбивалось.

Домовой узнал, как всех зовут: старшую женщину Анна Михайловна, сын — Андрей, невестку — Лена, а внучку — Ниночка.

Вечером уставшие сели ужинать. Анна Михайловна даже успела напечь блинов. Семья сидела, тихо переговаривалась, что ещё завтра надо сделать. Перед тем, как лечь спать, Анна Михайловна поставила под печь блюдце с чаем и кусочек блина:

— Извини хозяин, молока сегодня нет.

Когда все уснули, домовой тихонько прошелся по дому, долго стоял перед часами. Они опять ходили и отбивали время, хотя Андрей сомневался, что они пойдут.

Впервые за долгие месяцы тоски и одиночества домовому было хорошо и спокойно.

Через день Андрей и Елена уехали, а Нина с бабушкой остались. Жизнь в доме и во дворе продолжалась.

Пришел даже кот Степан, сначала дичился, но через три дня даже позволил Нине себя погладить. И сейчас, довольный жизнью, развалился на крыльце.

Постояльцы прижились, перезнакомились с соседями, стали брать у них молоко. Убрали потихоньку сад, насеяли везде цветов, за сараем нашли баньку — ещё хорошую. Успели вскопать и засадить грядки, под лук-огурцы.

И каждый день Анна Михайловна ставила под печь блюдце с молоком.

Однажды Ниночка спросила:

— Бабуль,а ты зачем это делаешь? — бабушка улыбнулась

— Хозяину дома. Дом видишь какой он нас хороший — внучка согласно закивала головой.

— Бывает дом и чистый и богатый, а неуютно. Там или домового нет, или не смотрит он за ним. А есть дома старые, бедноватые, но зайдешь, и уходить не хочется. Значит хозяевам он — домовой, помогает.

Вот и надо его угощать. Заслуживает!

— А если я ему конфету дам, поможет? – Анна Михайловна улыбнулась.

— Поможет. Только требовать нельзя, а попросить можно. Так меня моя бабушка учила.

Нина посмотрела на печку:

— А зовут-то его как? У него же имя есть?

— Есть. Время придет, сам подскажет.

Через два дня внучка опять спросила про имя домового. Бабушка сказала:

— Вот какое сегодня мужское имя услышим от чужих людей, так и будем звать.

Весь день Нина ждала хоть каких гостей, но ни кого не было. Только вечером к ним в дом заглянула девушка.

— Ой, здравствуйте. Я внучка бабы Мани, мы вчера приехали. Кота с собой возим, а он куда-то сегодня убежал. К вам не забегал? Большой такой, дымчатый, Мефодием зовут.

— Нет, у нас только свой – Анна Михайловна показала на стул, где спал кот — а чужого не было.

Когда девушка ушла, Нина бросилась к бабушке:

— Бабуля, ты слышала? Мефодий!

Домовой на печке улыбнулся и решил пошуметь, мол с именем угадали.

*. * *

Дни проходили за днями, Мефодий привык к жильцам и уже не представлял дом без них.

Андрей с женой приезжали на выходные. Починили крыльцо, подправили баньку. Даже стол Андрей сделал на улицу и теперь вся семья собиралась ужинать во дворе, под кустом черемухи.

Мефодий заметил, что Анна Михайловна стала задумчивой, она делала дела, возилась с внучкой и о чем-то думала.

Пока в следующий приезд сына не завела разговор.

— Андрей, Лена, мне надо с вами поговорить. Я хочу остаться тут жить. Вам в городе и без меня хорошо, я только мешаю.

— Мама!

— Подожди! Я много думала. Я устала от городской жизни. Я же деревенская, только деревни моей уже нет. А тут мне хорошо. Денег у меня немного есть и я думаю выкупить дом.

Тут магазин есть, фельдшер есть, почта, соседи хорошие, райцентр рядом. А вам одним пожить надо, может ещё ребенка родите. А ко мне приезжать будете по возможности, ехать-то всего три часа.

Разговоров в тот вечер было много, но Анна Михайловна осталась на своем, хочет жить тут — в деревне.

Ну, раз тут, то в следующий приезд дети ей собаку привезли: лопоухого щенка, на трассе подобрали

Домовой радовался: дом нашел хозяев.

Тихо вздохнув, он слез с печи и пошел бродить по дому. Кот Степан, почуяв его — зашипел.

— Тихо ты – зашипел в ответ домовой, — дом разбудишь.

Он посмотрел на часы — первый час ночи.

Пошлепал к шифоньеру, нашел клубок пряжи, Анна Михайловна потеряла, Нине кофточку вязала, положил на видное место. Пошел дальше. Дошел до кровати Нины, поправил сползшее почти одеялко.

Наклонился, поднял куклу, а то завтра наступит, когда вставать будет. Странная какая-то: длинная, худая, одни руки и ноги. Нина её Барби называла.

Надо завтра на чердаке пошуметь (хозяйка там ещё не разбирала), там целый сундук с игрушками, будет чем Нине играть.

Хорошо!

Дом — живой!

Хозяева есть, можно и молока с пирогом поесть.

И Мефодий пошлепал под печку — угощение есть и какой-то Чупа-чупс Нинин…

Автор: Ольга Митрофанова

Я сегодня целый день думаю про мужика из Кемерова, который на пожаре потерял всю семью - жену и троих детей. Начал смотреть интервью с ним. Не досмотрел. Это невозможно. Целый день его взгляд перед глазами. Совещания, документы, встречи, телефон. И все через его взгляд. И ком в горле каждый раз. Целый день я думаю о том, как через это можно пройти? Как он сейчас домой приходит? Там же еще все так же, как было до их ухода. Детские игрушки разбросанные. Порядок на кухне, наведенный женой. Вещи их в шкафу. Зубные щетки в ванной. В спальне подушки с их запахом. Не то что представить, подумать страшно, что все это происходит прямо сейчас с таким же мужиком как ты. Только не в Вологде. А в Кемерово. И все это не кино, а взаправду. И что ничего уже не поделать. Ничего не изменить. В Вологде уже поздний вечер. В Кемерово глубокая ночь. Как он один там сейчас в этой темноте? Среди игрушек, вещей, зубных щеток, подушек. И мне вдруг стало ясно, что все самое ужасное еще у него впереди. На кладбище. Когда гробы закроют. Когда все точки над «i» расставятся. Когда весь этот кошмар станет реальностью. Как ты не сойдешь с ума, мужик? Как ты все это вынесешь, если я за тысячи километров от тебя думаю об этом и курить не могу. Потому что в горле ком и губы дрожат. Как помочь тебе, мужик? Какие слова сказать, какую молитву прочитать, чтобы Вселенная удержала тебя на ногах, когда вся эта жуть станет для тебя настоящим? Упокой, Господи, души рабов Твоих новопреставленных, и прости им вся согрешения вольная и невольная и даруй им Царствие Небесное. Аминь.
Александр Торопов

Бог создал людей. А мр.Кольт сделал их равными.

https://www.youtube.com/watch?v=mCR-nqHxI2Q

Булкин
День у Олега Петровича явно не задался.
Утром он проворонил кофе, и уделал всю плиту в кофе, и теперь вечером придется драить плиту. И случилось это именно в тот момент, когда он торчал в ванной и выковыривал из тюбика последние капли зубной щетки, потому что забыл купить накануне, новую.
А потом, когда обжигаясь и торопясь пил горячий кофе умудрился капнуть на свои свежее выстиранные джинсы. Психанул, и побежал в ванную. Вроде замыл , но осталось мокрое пятно.
Теперь , когда бежал на автобусную остановку краем глаза косился на это пятно и ему казалось, что все кто мимо его идут, видят это пятно и от этого становилось как-то неловко, от чего еще больше в душе росло раздражение.
Стоя в автобусе и продолжая периодически поглядывать на свою мокрую коленку, не заметил, как толкнул какую-то тетку с сумками. Та разразилась громким ругательством. С тиле, - « едут тут а посадить несчастную женщину с сумками никто не хочет!»
Чтобы окончательно не сорваться, Олег Петрович со страшной силой рванул на первую площадку, где было полно свободного места, но все упорно толкались на средней.
Немного успокоившись , он доехал до своей остановки и направился на работу.
Но оказалось, что день действительно не задался.
При появлении его в отделе, грозная секретарша сообщила ему, что его с нетерпением ждет начальник, сказав это таким голосом, что Олег Петрович почувствовал шестым своим чувством, что ничего хорошего его там не ждет.
Прикинув и так и эдак, он понял, что речь пойдет о вчерашнем отчете за квартал, который он сдал начальнику на проверку.
И чутье его не обмануло.
Выслушав все эпитеты по поводу не добросовестной работы Олега Петровича, он мужественно промолчал, хотя огромная волна возмущения закипела внутри , потому, что та ошибка на которую указал ему начальник, была не его а смежного специалиста, у которого он брал данные. Но, что-то доказывать начальнику в тот момент, было просто без толку. Смотри пункт один военного устава, подумал он, забрал отчет и пошел исправлять не свои ошибки.
После исправления и ругачки по телефону, оказалось, что принтер не заряжен, и напечатать он ничего не может. Плюнул и пошел на обед.
Но череда неприятностей, по всей видимости, просто прилипла сегодня а Олегу Петровичу.
За обедом он умудрился опрокинуть стакан с чаем опять на свои джинсы.
Благо не надо было ничего замывать, но ногу он себе обжег точно.
Смокнув чай со штанины, выматерившись тихо, чтоб никто не услышал, он совсем раздавленный пошел к себе на рабочее место.
-Скорее бы уж закончился этот день! – взмолился он про себя, - что-то прям даже и не знаю, что со мной сегодня!
Он знал что? Просто боялся вспоминать об этом.
Это случилось два дня назад. Умер его любимый пес Булька, пес породы мопс, или как его звал Олег Петрович Булкин.
Нет, он не болел, и не мучился. Он просто состарился, и однажды утром просто не смог идти гулять, что очень любил делать.
Он каждое утро подходил к кровати Олега Петровича, смешно держа в зубах свой мячик, и смотрел своими чуть печальными большими глазами. Он этого взгляда Олег Петрович улыбался и подскакивал с кровать, А Булька бежал к двери и терпеливо ждал, когда хозяин наденет штаны и куртку и они помчатся в парк на прогулку.
И вот теперь его нет.
Именно это несчастье повергло Олега Петровича в какое-то дикое уныние и у него все валилось из рук.
Рабочий день, наконец, закончился, и Олег Петрович с облегчением вышел на улицу. На дворе стояла цветущая весна.
Он постоял , раздумывая куда идти и пошел пешком домой , мимо парка, где они с Булкиным гуляли.
Олег Петрович медленно шел по аллее парка. Цвели яблони и от их белого цвета, парк был нарядный и торжественный. Воздух был насыщен ароматом цветения. Олегу Петровичу от всего этого стало еще тошнее.
Он сел на лавочку и застыл в каком-то оцеплении.
Сколько он сидел, он не помнил, но очнулся от того, что перед ним стоял мопс, с грустными глазами и участливо смотрел на него.
Олег Петрович вздрогнул от неожиданности.
-Булька?! – понимая всю нелепость своих слов, сказал он.
- Нет! – услышал он откуда-то сбоку женский голос, - это Белочка! Девочка!
Олег Петрович поднял голову.
Чуть сбоку стояла пожилая дама. Вот именно дама! Так отметил для себя Олег Петрович.
Она была вся такая маленькая, аккуратненькая, в сетчатых перчатках . На руке у нее висел старый ридикюль. Поверх белых кудряшек, на голове, была надета кокетливая такая же маленькая, шляпка. Своими белыми кудряшками она была чем-то похожа на ангела с собачкой.
- Что-то случилось? – спросила участливо.
-Да вот обознался, - виновато улыбнулся Олег Петрович, - нелепость! –он замотал головой, - просто нелепость! Ваша собачка так похожа, на моего Бульку! Но они ведь все чуть-чуть похожи! А Булкина моего уже нет! Знаю это, а вот видите как! Извините! – оправдывался Олег Петрович.
-У Вас умер песик?! – сочувствующим голосом тихо сказала женщина, - не извиняйтесь, я Вас понимаю! Видно он для Вас был настоящим другом, а может быть чуть больше?!
Олег Петрович согласно кивал головой, но ничего сказать не мог . Предательский комок подкатил к горлу.
-Вы не печальтесь, - вдруг сказала женщина и протянула ему маленькую карамельку, - все наладится!
Олег Петрович как-то автоматически, совсем по-детски взял карамельку и тихо сказал:
-Спасибо!
-Все наладится! – еще раз повторила женщина и пошла дальше по аллее.

Посидев еще немного, он вдруг обратил внимание на карамельку в своей руке.
- Что-то я совсем! – подумал он и хмыкнул про себя, - большой дядька, а вот…
Потом подумал, развернул конфетку и засунул в рот.
Почувствовал вкус барбариса, он улыбнулся. Он вспомни, как в детстве, у его бабушки в кармане, всегда находил вот такие барбариски. И страшно этому радовался.
Олег Петрович встал и направился домой.
Остановился он , когда уже подходил к дому. На столбе висело свежее приклеенное объявление. Почему Олег Петрович остановился около него, он и сам не понял, но что-то привлекло его внимание.
Объявление гласило « Отдам в хорошие руки годовалого мопса» далее шел номер телефона.
Олег Петрович аж очнулся от какого- то оцепенения и быстро вытащив телефон набрал номер , озираясь по сторонам, вдруг хозяин этого объявления еще где-то тут бродит. Но с удивлением никого не обнаружил, хотя клей на бумагу был еще свежий. И тут только, где-то вдалеке он заметил фигурку женщины с собачкой, которая как-то странно растаяла в воротах парка.
-Я Вас слушаю, - ответили на том конце.
-Здравствуйте, - спешно отозвался Олег Петрович, - я по объявлению, вы еще не отдали вашего питомца никому? – и он затаил дыхание.
- Нет, - ответили коротко, - приезжайте! Я Вас жду! – и трубку положили.
Олег Петрович ничего не поняв, уставился на экран телефона.
-Куда приезжать –то? – не понятно у кого спросил он. И тут же на его телефон пришла СМС с адресом.
Выскочив на улицу, Олег Петрович тормознул такси. Ехать нужно было на другой конец города.
Попросив шофера подождать, так как уже было поздно, он поднялся на второй этаж пятиэтажки.
Дверь оказалась открытой.
-Проходите! – пригласила его женщина, встретив у порога, - мы Вас ждем!
Олег Петрович опять удивился и прошел в комнату.
На полу сидел его Булкин, ну вот он и все! Эти чуть печальные глаза, с темными подпалинками мордочка.
-Я схожу с ума!- подумал Олег Петрович
-Знакомьтесь, - сказала женщина, - это Бублик!
Олег Петрович, еще больше удивившись, улыбнулся.
-Вы знаете, - сказал он, - а моего, звали Булька! Или я его звал Булкин!
-Ну, вот и замечательно! Кличка почти похожа и особо себя приучать к новой не надо! – засмеялась женщина.
-А почему вы отдаете его? Давайте я Вам заплачу! Это же вообще-то дорогие собаки! – сказал Олег Петрович.
-Молодой человек! – улыбнулась женщина, - этого песика выкинула одна очень богатая дама, потому, что он мешал ей спать. Он лаял , потому что хотел гулять! И она его просто вышвырнула. – женщина сердито свела брови, - а я нашла его в кустах , вылечила, я ветеринар, выкормила и вот теперь хочу отдать тому, кто будет любить этого пса и считать его членом своей семьи! Надеюсь, я не ошиблась!
Олег Петрович слушал ее, и на его лице появлялось, то возмущение, то сострадание, но потом он улыбнулся, присел и позвал:
-Булкин, пошли домой! – и протянул руки.
А пес, вдруг игриво припал на передние лапы, повернул голову то налево , то направо. Отбежал за диван и выскочил с мячиком в зубах. Подбежав к руке Олега Петровича пес ткнул мячик к нему в ладошку.
Олег Петрович засмеялся и подхватил мопса на руки.
-Спасибо Вам! – он подошел к женщине, которая стояла и улыбаясь наблюдала за ними, и поцеловал ей руку, - Вы просто спасли меня!
-Вас спас ваш Ангел – сказала она загадочно и засмеялась, - если что, приезжайте я принимаю в нашей ветеринарной клинике «Солнышко» и подала Олегу Петровичу визитку.
С этого дня у Олега Петровича все как-то встало на свои места. Он даже отчет сдал вовремя.
Уже потом, вспоминая этот день, Олег Петрович, так и не смог понять, откуда около его дома появилось то объявление? Ведь его хозяйка жила на другом конце города.

С ФБ
Больные тётки

Нам с детства внушают: никто не вечен,
Любая жизнь подойдёт к финалу.
Инвестируй в рай, покупая свечи,
Молись усердно, будь добрым малым.

И правила эти приняв на веру,
Себя растрачивая понемножку
Каждый творит своё доброе дело,
Кто-то - спасает бездомных кошек.

Тащит из снега, подвалов и грязи.
Рук не жалеет, плечей и ушей,
В домашнем зверинце как в омуте вязнет,
Но не бросает в беде, хоть убей!

Лечит больных, а поломанных чинит,
Моет и кормит их день ото дня.
Ласково-злобно зовёт их скотиной,
И всё-таки любит сильней, чем себя.

Носится всюду с худыми сиротками,
Униженно их предлагает забрать,
Таких называют «больными тётками»,
Соседи их стараются не знать.

Да и те не особо идут на контакт,
Когда воет за окнами въюга,
А надо пристроить двенадцать котят
И в бонус - трёхлапого друга.

И сами они потихоньку дичают,
Больными становятся тётками.
Спасают, спасают, спасают,
Нет времени быть беззаботными.

Всё отдано котам на передержке.
От голода пищит малыш в углу,
И после всех немыслимых издержек
Едва хватает денег на еду.

В их голосах стальные нотки,
Их стыдятся родные дочери.
Но мне кажется, эти больные тётки
Попадают в Рай без очереди...

автор Даниил Журавлев

ВЫБОР.
Авария была страшной. Разодранный металл, как клочки рваной газеты, валялся там и здесь на обочине и проезжей части.
31 декабря в 21:55, через 40 минут после звонка в службу спасения, на место трагедии прибыли спасатели. Учитывая погодные условия - жуткий гололёд и метель, прибыли можно сказать молниеносно. Бывалые, закаленные мужики, многое повидавшие на своём профессиональном веку, были шокированы, такое ужасающее зрелище представляло собой место ДТП.

Гидравлические ножницы резали, как консервную банку, то, что ещё недавно было чудом немецкого автопрома.
- держи ровнее, Саня, держи, вытащим!
"Кого мы там вытащим, товарищ майор, труппы да и все", - подумал младший лейтенант МЧС Александр Киржач, подумал, но ничего не сказал.
Он вдруг заметил через разбитое, напоминающее паутину, боковое стекло, детскую руку, руку с огромной ссадиной и кровоподтёком. Рука крепко сжимала поводок. На другом конце поводка никого не было. Саня сцепил зубы и изо всех своих молодых сил вцепился в чёртову железяку. За три часа до этого.

- Ваня, мне тоже жаль, но у нас нет выбора. Мы же не отменим праздник, - в который раз об'яснял ситуацию папа 11-летнему Ване.
На взгляд Бориса, ситуацию, такую простую, столь смышлёный парень, как его сын, должен бы давно понять. Они едут на новогодние праздники к шефу главы семьи. Новогодние праздники шеф - Алексей Сергеевич - совмещает с новосельем. Огромный, шикарный дом, 1500 квадратов, не кот начхал. В ремонт люди вбухали, страшно сказать. Итальянская мебель, французская плитка, бассейн, наборный паркет. Версаль курит, одним словом. Дорого, богато.
И любимца семьи маленького Вани - кардигана Кросби - видеть счастливые новосёлы в своём доме не готовы.
- Ваня, нас ждут люди! Это - мой начальник. Я не могу сказать, что не приеду из-за собаки.
- Почему?
И так по кругу битый час.

Когда приехал водитель из отеля для собак, приличного надо сказать отеля, Ваня устроил форменную истерику. Он плакал, кричал, что не хочет без Кросби, кричал, что родители предатели. От Кросби его пришлось буквально оттаскивать.
- Он же член семьи, мама, - кричал паренёк, - он же мой братик, он же ещё маленький...как он там будет, зачем нам их чертов дом, зачем их бассейн, я хочу дома, с Кросби, он будет бояться, а если его там обидят, зачем нам бросать его?!?
- Жизнь - сложная штука, сынок, - философски изрекла мама, докрашивая левый глаз.
Кросби, обычно спокойный и послушный мальчик, вёл себя неадекватно. Он выл и скулил. Он лаял, как будто пытаясь что-то сказать. Но не в его щенячьих силах было как-то повлиять на ситуацию. В конце концов, как будто осознав неизбежное, он как-то обмяк, только лизнув, как будто на прощание, лицо маленького Вани ...

Маме было искренне жаль сына, она была неплохой женщиной, просто очень практичной. Просчитывающей шаги и оценивающей последствия.
Смотреть на плачущего в канун главной ночи года ребёнка - неприятно. Уступить ему и остаться дома - невозможно. Во-первых, за платье в ЦУМе отдано столько денег, что грех надевать его только для своих. Во-вторых, шеф мужа - самодур тот ещё. Уволит не приведи господи за неявку на праздник (Впервые пригласил ведь в свой дом. И только избранных) Этим самодельным олигархам закон не писан. Они сами закон, в своих империях. Увольнения мужа мама Вани допустить не могла. Даже в страшном сне.
Она очень любила ЦУМ, свой новенький Lexus и полёты первым классом, а все эти ништяки напрямую зависли от работы Ее мужа в империи Алексея Сергеевича. А Кросби, ну что Кросби, ну посидит 4 дня в отеле для собак, не умрет.

Поэтому Ваню посадили в машину и повезли праздновать ненавистный на всю оставшуюся жизнь Новый год.

В это же время в другой части города.

- Да Он просто самодур, этот ваш Алексей Сергеевич, а я его всегда считала нормальным. Ну, я надеюсь, обсуждать здесь нечего?
- Нечего, конечно, мы что Халкина одного дома должны оставить?
- Что скажем Егору?
- Как всегда: как есть. Мы не едем, потому что одного члена семьи не позвали.
- Расстроится поди, так хотел снеговика делать с Халкушей
- Ну без Халкина он расстроится ещё больше

31 декабря, 22:50, Рублево-Успенское шоссе

Врач скорой помощи, красивый пожилой мужчина с усами, как у Якубовича, просто диву давался. Их вызвали по протоколу. Реально, все понимали, что вряд ли кому-то из развороченного Мерседеса потребуется медицинская помощь. А ты посмотри, всех троих достали. Парень, ничего, не так сильно. Ссадины, ушибы. Отец переломался будь здоров, но стабилен, в сознании. Матери досталось хорошо. Вернее сказать - плохо. Перелом левой ноги, очень серьёзный, вероятно, внутреннее кровотечение, поврежден левый глаз и открытая черепно-мозговая травма. "Якубович" делал все необходимое, он на автомате выполнял свою работу, которую знал и любил. Он не мог отвлекаться на прогнозы, а если бы смог, то сказал бы, что мать не довезут.

В это же время в другой части города

- Алексей Сергеевич, это Пахомов.
- Привет, Слава, под'ехали?
- Нет, не под'ехали. Алексей Сергеевич, мы Вам очень признательны за приглашение. Не сможем быть. Прошу понять правильно - не можем мы Халкина нашего одного на Новый год. Мелкий он ещё, да и сын расстроится, ну и как бы - семейный праздник то...
- Экий ты, Слава, нежный. А ещё фин дир, - резко оборвал Пахомова шеф, - а в чем проблема то?
- Проблема в том, Алексей Сергеевич, что не хочу я сына к предательству с детства приучать
- Понял, тебя Слава. Машина внизу. Собирайтесь и выезжайте. Порадовал. Знаю, что самодуром меня считают. Так и есть выходит. Очень уж я хотел проверить, кто экстренно из-за моей прихоти от собаки своей избавится. Нет, не сам придумал. Психолог этот американский подсказал, который в нашим концерном работает. Тест такой. На мудака. Красавчик, ты Слава, я всегда это знал. А ты знал что у меня три пемброка?

Не про каких пемброков Пахомов конечно не знал. Откуда? Шеф не особо то делится личным. Фото семейных на столе не держит. И в гости сотрудники были приглашены впервые. Пахомов нервно сглотнул и затушив окурок, выдохнул в трубку
- выезжаем!

На празднования Нового года в шикарном доме Алексея Сергеевича Пахомовы хоть и опоздали, но время провели чудесно. Каждой семье были приготовлены свои комнаты с отдельными именными лежаночками для собак - подарки пушистым от хозяев дома. Алексей Сергеевич оказался сумасшедшим собачником. Все время рассказывал смешные истории о своих любимых пемброках. Забавно, оказалось что его старшего, первого корги зовут Малкин. Малкин и Халкин. Уж сколько шуток было на эту тему за праздничные дни.

3 января пришло страшное известие - семья Бориса папала в ДТП. Все живы но это чудо. В критическом состоянии оставалась только жена Бориса.

Ангел К, в людской жизни кардиган Кросби, сделал все, что мог в теле собаки, чтобы не допустить поездки Семьи, грозящей ДТП.
Не смог, не уберёг.
Ангел К сказал - забери меня, пожалуйста, оставь их жить.
Его услышали. Их оставили.

Март того же года, гостиница для собак на Юго-Западе Москвы

- вы можете об'яснить, что случилось с нашей собакой?
Бориса было не узнать, он похудел, был сер и угрюм. От былого лоска не осталось и следа. Не мудрено. Полежи-ка в больнице 3 месяца.
- мы не можем об'яснить. У нас ведётся видео-наблюдение, мы готовы предоставить записи. Вашего пса кормили, выводили гулять, но мы были бессильны. Он всегда лежал мордой к стене, отказывался от еды. Ветеринар смотрел его неоднократно, он был здоров физически.
- Так что же тогда случилось?
- Хотите мое мнение, - директор гостиницы вздохнул, и весь подобрался, как перед прыжком - я видел такое раньше, и считаю, что Кросби умер от тоски
От тоски, как же, подумал Борис, плохо смотрели небось

На самом деле Кросби умер не от чего-то, а за кого-то. Но Борис этого никогда не узнает.

31 декабря спустя 24 года

- Ваня, сыночек, я прошу тебя, ну Новый год же, я же совсем одна, с тех пор как умер Борис, я же просто загибаюсь от тоски. Приедь, сынок, мне так одиноко. Грустно ..., женщина рыдала в трубку, выплескивая душевную боль автоответчику единственного сына.
Она была практичной женщиной и понимала, что сын не перезвонит. Определив Ее в этот приличный, недешёвый, такой чужой и казенный дом для таких же как она, никому не нужных стариков, Ваня больше не выходит на связь. Она понимала, что потеряла сына, но повлиять на ситуацию было не в Ее силах ...

31 декабря, в 22/45 Иван Борисович открыл дверь апартаментов на 24 этаже башни Москва-сити. Это был молодой, успешный, одинокий мужчина, который приехал с работы. Новый год он ненавидел всей душой и никогда не отмечал.
Пройдя в квартиру, он услышал радостный лай. Его Кросби вылетел ему навстречу. Кросби-младший. Он взял его на руки, зарылся носом в густой ароматный мех и на минуту забыл о курсах валют, проблемах со стройкой в Лондоне и на китайской таможне. Он был счастлив. Он прошёл в гостиную, лег на диван, не отпуская Кросби с рук, включил ноутбук и автоответчик одновременно.
- Ваня, сыночек ...
Почти кричал из динамика голос матери. Дослушав сообщение, Иван произнёс
- жизнь сложная штука, мама.
И крепко обнял своего единственного любимого - ведь все предают, только не он - кардигана Кросби-младшего, внучатого племянника через несколько поколений ЕГО Кросби. Кросби, который спас ему жизнь.

С ФБ...

Здравствуй, я - Смерть.

Посмотри мне в глаза... Не бойся, сегодня я пришла не за тобой.
Я пришла за твоей старой собакой, которую ты вывез на прошлой неделе в поле и оставил умирать. Да-да, она еще жива.

Почему-то так принято меня бояться. Все думают, что мне никто не рад. Они ошибаются! Вот, например, твоя старая, ставшая тебе не нужной, собака, молит меня придти скорее. А я не спешу. Я пришла сначала посмотреть в глаза тебе - Человеку.

А те новорожденные котята, которых ты топил? Ты помнишь их? Они долго извивались в ведре с водой и молили обо мне. Я бережно забрала их. Потому что ты так захотел. Они были мне рады.

А тот молодой пес, которого ты сбил и не остановился? Знаешь, он мог бы жить. Но ты спешил и помочь ему пришлось мне. Он устал от боли и был мне очень рад.

Почему ты отводишь глаза? Ведь я пришла не за тобой. Где-то там, в холодном поле, меня ждет твоя старая собака. Я забежала к тебе на минутку, спросить: ты ничего ей не хочешь ей сказать? Я передам. Нет? Что ж, я пошла. Помогу ей. Мне ее жалко.

Когда-то, когда ты станешь старым и уставшим, я приду за тобой...
Надеюсь, ты встретишь меня с достоинством, не отводя глаз.
Ведь ты не считаешь, что приглашать меня к другим живым существам - это плохо. А ты смертен, как и они.

До встречи.

Поэма Марио де Андраде (Сан-Паоло 1893-1945) Поэт, писатель, эссеист и музыковед.
Один из основателей бразильского модернизма.
__________________________

Моя душа торопится.

Я подсчитал свои годы и обнаружил, что у меня меньше времени на жизнь, чем было до сих пор.
Я чувствую себя ребенком, который выиграл коробку с конфетами: первые съедаются обычно с удовольствием, но когда ребенок понимает, что осталось только несколько, это действительно заставляет призадуматься.
У меня нет времени для бесконечных конференций, посвященных уставам, правилам, процедурам и внутренним правилам, зная, что ничего не будет достигнуто.
У меня нет времени выносить абсурдных людей, которые не соответствуют их возрасту.
Так и у меня нет времени на борьбу с посредственностью. Я не хочу быть на собраниях, где накачиваются эго.
Я не могу терпеть манипуляторов и оппортунистов. Меня беспокоят завистливые люди, которые пытаются дискредитировать более способных, чтобы захватить их позиции, таланты и достижения.
Мое время слишком коротко, чтобы обсуждать заголовки. Моя душа торопится. Ведь уже нет большинства конфет в упаковке.

Я хочу жить с людьми, которые человечны. Люди, которые могут смеяться над своими ошибками, равно как не хотят скрывать свои успехи. Не жаждут преждевременного призвания и не бегут от своих обязанностей. Те, кто защищает человеческое достоинство и хотят быть на стороне истины и праведности. Это то, что делает жизнь достойной жизни.
Я хочу окружить себя людьми, которые знают, как прикасаться к сердцам других. Люди, которые через тяжелые удары жизни научились расти через нежные прикосновения души.

Да, я спешу, я спешу жить с интенсивностью, которую может дать только зрелость.
Я стараюсь не тратить ни одной из конфет, которые мне оставили. Я уверен, что они будут более вкусными, чем те, которые я уже съел.
Моя цель - достичь конца, в согласии с самим собой, с моими близкими и с собственной совестью.
У нас две жизни, и вторая начинается, когда вы понимаете, что у вас есть только одна.

Что имеем не храним

Что имеем — не храним, потерявши — плачем,
Не всегда осознаём, что мы в мире значим.
Но часы всегда идут: дни, года, минуты,
И хотим лишь все мы быть нужными кому-то.

Кто-то плачет по ночам от былой потери,
Кто-то учится любить, кто-то хочет верить,
Только, что такое жизнь, если мы не видим,
Что того, кто любит нас, мы смогли обидеть?

Это Дар — уметь хранить то, что очень ценно,
И молиться за других так самозабвенно.
Дар прощать, любить и ждать — жизни соль святая.
Это сложно и легко — истина простая.

Только жаль, что не храним, что теряем, плачем,
Что не знаем, кто для нас что сегодня значит.
Не бросая даже взгляд, мы проходим мимо,
И кому-то невпопад говорим «любимый».

Цели, вымыслы, слова — прошлые минуты,
Мы хотим лишь только быть нужными кому-то.
Мы всегда хотим тепла, ласки и заботы,
Мы хотим, чтоб рядом был наш «любимый кто-то».

Чтоб озябшую ладонь грели чьи-то руки,
Чтобы голос разливал тающие звуки.
И когда так близок нам человек любимый,
Счастье почему-то так блекло и ранимо.

Потому что не храним, потерявши — плачем,
И жалеем, что опять в жизни смысл утрачен.
Почему? Ведь просто жить нам не запрещают.
И ненужные слова кто-то нам прощает.

Просто счастье сохранить не способны люди,
И так часто свою жизнь тратят или губят.
Кто способен на любовь, тот её достоин,
Правду говорят: «Один в поле тоже воин»…

Притча об истинном богатстве

Как-то один из знатных людей обратился к мудрецу с вопросом:

— Скажи, уважаемый, раз ты такой умный, почему же ты не богатый?

На что мудрец, обратившись к его расшитому золотом дорогому кафтану, ответил:

— Видишь ли, уважаемый кафтан, богатство мое внутри, а не снаружи. Ведь когда твой хозяин засыпает, он не берет с собой ни тебя, ни своих слуг, ни золото, ни чего-либо другого. И если ему приснится тигр, бегущий за ним, то ему придется в страхе убегать от тигра, а не звать на помощь слуг. Спасет его во сне от тигра лишь умение быстро бегать. Если же ему приснится, что он замерзает в лютый мороз, он будет трястись от холода и не сможет взять и укрыться тобою — теплым кафтаном. Его спасет от холода лишь умение разжигать огонь. Истинное богатство — это наши способности. Они внутри, а снаружи лишь только их проявление.

Богач, изумленный тем, что мудрец говорит с его кафтаном, а не с ним, воскликнул:

— Да ты безумен! Как можно говорить с моим кафтаном и не видеть меня — его хозяина!

На что мудрец, улыбнувшись, сказал:

— Вот так и большинство людей. Они говорят с телами и не видят тех, кто является их хозяевами.

Мне бы, доктор, таблетку от нервного стресса
И прививку от злобных людей,
Что в чужую судьбу сунут нос с интересом,
Забывая совсем о своей…

И всё учат меня, как им видится лично,
Что и где я должна совершить.
Мне порою охота послать их публично
Ну, к примеру, к мозгам – чтоб дружить…

Кто-то ангела видит во мне неземного,
А потом после пары цитат,
Что на стенке моей прочитают, и снова
Судят громко меня невпопад…

Сами, выдумав что-то себе не на шутку,
От фантазии бурной своей,
Начинают учить, но постойте, минутку,
Доктор, вирус сражает людей?

Ведь душа – это свет, это Храм человека
И обутым туда – это грех…
Я обид не ношу, просто знаю, аптека
Не продаст антивирус от всех,

Кто советом своим, хоть его не просили,
Всё пытается в душу пролезть…
Чем несчастнее люди, тем больше судили,
Не заметив свою же болезнь…

Мне, к примеру, не нравится серое небо,
Но винить ни к чему небеса…
Кто таким, как привиделось вам, всё же не был,
На того обижаться нельзя…

Не судите других, по себе не судите,
Ведь у каждого сердце своё.
Как их создал Господь, так людей и примите…
Каждый пусть, как умеет, живёт.

Доктор, спорить нельзя, это гнев порождает.
И на зло – злом не нужно грубить.
Кто душой небогат, тот других осуждает,
А пора бы себя осудить...
Источник: https://millionstatusov.ru/stihi/osuzhdenie.html

Лицемерие как путь к разрушению себя

Автор статьи:
Психолог Надежда Архангельская

Quote:Все мы сталкиваемся с таким неприятным для нас явлением, как лицемерие. Злонамеренное, несущее шлейф совершенно отрицательных эмоций, заблуждение неискреннего, фальшивого человека, лицемерие становится частью его личности.
С этической точки зрения лицемерие аморально. В обыденной жизни мы встречаемся с лицемерием даже намного чаще, чем можно предположить. Некоторые сигналы от окружающих нами воспринимаются и истолковываются как лицемерие, а некоторые игнорируются. Почему это происходит?
Дело в том, что каждый посыл человека наполнен определенной эмоциональной составляющей, уровень которой может быть разным. Соответственно с высоким уровнем эмоциональности лицемерие воспринимается острее, нежели со слабым. (Сравним, к примеру, лицемерные улыбки продавцов в магазине и поведение коллеги-льстеца на работе).
У человека с развитой или приобладающей интуитивной сферой внутри от льстивых комплиментов и фальшивых откликов, от отличающихся богатством доброжелательных интонаций, уменьшительных и ласкательных слов и имён всегда что-то щелкает. Скорее всего, творческая компонента личности интуита, ведомая рефреном Константина Станиславского: "Не верю!".
Лицемерный шаг в первую очередь связан с собственной выгодой. Например, вызвать расположение "удобного" человека, протиснуться вперед за счет лести и потока комплиментов, обладая при этом заурядным мышлением, какой-то внутренней серостью, совершенным отсутствием харизмы. То есть лицемерие это еще и установка, направленная на уничтожение, подавление более сильного соперника. Обладая лисьей хитростью, лицемеры могут вести любые скрытые игры, вдохновляясь целью быть первыми.
О справедливости, о том, что жить надо по уму, по совести, они и слышать ничего не хотят. Паразитирующее желание выйти в авангард...Зачем? Что это дает? Самоутверждение? А если разобраться? Лицемер несет в себе разрушительную компоненту личности. Он может позволить себе публично разглагольствовать о докладе ученого, слагая оды в его честь, но в душе посылая ему ядовитые стрелы.
Лицемерие как путь к разрушению себя

Такое поведение лицемера примитивно, низко, даже пошло. Но у каждого лицемера не хватает важных ресурсов принять ситуацию, осознать ее, чтобы найти выход. Ему легче петь дефирамбы, чтобы заслужить доверие администрации, расположение коллег. Но вместе с тем, лицемер слаб как личность.
В некоторых случаях, в личности лицемера скрывается страх быть подавленным. Например, разведенная женщина, страдавшая от мужа-тирана, избиваемая и унижаемая им, после развода живет в страхе быть подавленной снова. Модель поведения ее меняется следующим образом. Ее трансформация личности сопровождается навязчивым перфекционизмом (сигнал - "Ну обратите же на меня внимание! Видите, какая я хорошая!") и желанием наверстать упущенное за годы совместной жизни с агрессором ("во что бы то мне это ни стало, я всем докажу, что я ...."). И если нейтрально посмотреть на это, состояние-то женщины ресурсное. Но выбирает она модель тупиковую. За счет льстивых слов своим коллегам ей удается расположить не всех, но некоторых, возможно, даже занять какую-то высокую должность (и снова-таки, ресурс!). Однако в состоянии жажды реванша такая дама засасывается болотом собственного эго. И уже лесть из ее уст направлена на подрыв соперника, на моральное уничтожение конкурентов, например, дама общается с сильными коллегами, выуживает какую-то информацию. а дальше по сценарию 1937 года - строчит доносы, жалуется модераторам, находит какие-то немыслимые объяснения как повод придраться к профессиональной компетенции другого человека и т.д. В общем, после развода такая особь надевает маска своего супруга, выбирая еще более вычурный механизм воздействия и подавления.
Таким образом, лицемерие есть проявление негативных сторон личности, обладает разрушительным, дестабилизирующим началом и при стечении обстоятельств (клинические проявления навязчивых мыслей, состояний и т.п.) может способствовать не только духовному распаду личности, но и психическому расстройству.

Собака состарилась

у одного писателя. Он и сам состарился. И получал крошечную пенсию - у писателей пенсия так себе, если они ничего оригинального не пишут нецензурной лексикой. И собака большая была, вроде борзой. Худая, высокая, страшная стала такая - шерсть свалялась, глаза слезятся... Ее трудно было водить гулять - писатель жил на пятом этаже. И у него тоже болели ноги и спина. И видел он плохо. Собака делала лужи в квартире - это бывает от старости. И тащить ее на улицу было трудно, приходилось помогать и поддерживать. И писателю советовали все усыпить собаку, чтобы не мучиться. Так легче. И собаке будет легче. У мертвых ничего не болит. Писатель стал думать об этом. Тем более, на лекарства и на еду для собаки уходило много денег - для него много. И пол постоянно подтирать приходилось...
Однажды утром писатель вытащил кое-как своего дряхлого пса на улицу. Лето было. Солнце сияло. Зелень и яблони цветут... И писатель думал вот эту мысль - про усыпление. Он устал. И вдруг он заметил, что его собака, шатаясь, куда-то тянет его; поводок тянет. Еле идет, но идет куда-то целенаправленно. Писатель вздохнул и пошел, куда собака его вела. А пес оборачивался и смотрел подслеповатыми глазами на хозяина: звал. И они шли, шли... И пришли на такую лужайку между домами, далеко - там уже новые дома построили, все изменилось. Но лужайка осталась. Там давным-давно писатель гулял со своим молодым и веселым псом. Тот еще был щенком, нелепым и длинноногим. И прыгал, бегал, приносил палочку, радостно лаял и припадал на передние лапы в восторге от жизни и солнца. От палочки. От своей молодости. И писатель был тогда еще молодой. Он тоже смеялся и бросал палочку своей собаке. И дома его ждала жена, она тогда еще была жива. И сам он был энергичный, бодрый, полный планов пятнадцать лет назад...
Писатель стоял на лужайке под солнцем и слезы у него катились. И гладил свою старую-старую собаку по слежавшейся шерсти. И у пса тоже катились слезы... Так они стояли, два старичка. Их было два. Двое. Два старичка под солнцем. А где-то кричали и смеялись дети и звонко лаяли другие молодые собаки, бегали за палочкой...
Писателю стало невыносимо стыдно за свои мысли. И они потом побрели домой потихоньку. И потихоньку поднялись на пятый этаж. И ели суп вместе: писатель за столом из тарелки с цветочками. А собака - на полу из своей старой мисочки. И им было уютно и хорошо вместе встречать старость. Это ведь тоже часть жизни. Ее надо прожить и помочь прожить тем, кто состарился. И эту историю писатель сам рассказал мне - и я это отлично понимаю, ведь моей собачке уже восемнадцать лет. А мне - давно не восемнадцать. Но солнце по-прежнему светит, яблони цветут и дети кричат и смеются. И надо еще пожить, пока можем...
инет.

В доме должны быть ковры на паркете
и с оглушительным боем часы.
В доме должны быть собаки и дети –
тихие, очень красивые дети
и добродушные шумные псы.

Шляпы с большими полями и трости
в доме должны быть, а также зонты.
В доме должны быть нечастые гости –
званые, пьющие, милые гости,
что в обращении будут просты.

С маленькой лестницей библиотека
в доме должна быть. Седые тома.
Чтоб у живущего там человека,
самого крохотного человека,
пища была ещё и для ума.

В доме должны быть живые букеты –
шёлково льнущие к пальцам цветы.
В доме на стенах должны быть портреты.
тех, кто там жил, дорогие портреты.
Дом словно слеп, если стены пусты.

В доме должны быть уют и укромность.
Каждому свой небольшой закуток.
Мне рассказала об этом Бездомность.
Я-то сама... далеко не знаток.

И. Брандукова

С просторов интернета...

Больно! Как же больно… Невозможно дышать… Молодой мужчина шатаясь добрел до лавочки в сквере и присел, пытаясь отдышаться и унять боль, которая каленым стержнем пронизывала все тело. Но она не отступала, вгрызаясь в каждую клетку. Мужчина попытался сделать глубокий вдох, но боль нанесла еще один удар и тело обмякло… Он уже не увидел людей, столпившихся вокруг, не услышал звуков сирены Скорой и голосов врачей, спешащих на помощь.
Свет… Откуда он? Такой мягкий и теплый. Где я? Боли нет. Да и тело такое невесомое. Мужчина пытался оглянуться, но вокруг клубился легкий туман. А потом он увидел собаку… Большая овчарка шла к нему, неслышно ступая мягкими лапами. И мужчина узнал его! Это был Грей.
- Здравствуй, Хозяин.
-Грей? Ты? Но…как ты меня нашел? И почему ты разговариваешь со мной? Я сплю?
- Здесь все могут разговаривать и понимать друг друга. Нет, Хозяин, ты не спишь. Ты умираешь. А я умер уже давно. Там, на той дороге, где ты выбросил меня из машины.
И мужчина вспомнил то, что старательно пытался забыть все эти годы. То страшное и черное, что душило по ночам. Предательство!
- Вижу, что не забыл… Помнишь, как разозлился на меня, старика? Как трясясь от бешенства запихнул в машину и повез за город? Как оставил меня на дороге и уехал, не оглянувшись? Помнишь… А я ведь не виноват, что постарел и стал раздражать тебя.
Пес тяжело вздохнул и лег.
- Грей, я был уверен, что тебя подберут и ты найдешь новый дом!
- Не ври самому себе, Хозяин! Так ты успокаивал себя, оправдывая то, что сделал. А я…Я долго бежал за машиной, но не догнал тебя и потерял след. Старый нос и больные лапы подвели меня. Тогда я побрел на прежнее место и стал ждать, когда ты вернешься за мной. Я верил, что ты обязательно вернешься за своим Греем. Я верил тебе и любил так, как могут любить только собаки! И очень волновался, как ты там один, без меня! Некому принести тебе тапки, разбудить утром, лизнув языком, помолчать с тобой, когда грустно. Но ты все не возвращался. Каждый день я метался вдоль дороги, боясь, что ты не увидишь меня! А потом меня сбила машина… Я не сразу умер там, на обочине. Знаешь, что я хотел больше всего в тот миг, когда жизнь уходила из меня? Увидеть тебя, услышать твой голос и умереть, положив голову тебе на колени. Но последний мой вздох услышала только холодная лужа.
А знаешь, нас ведь тут много таких: выброшенных за ненадобностью, замерзших на пустых дачах, заморенных голодом, убитых ради забавы… Вы, люди, часто бываете жестоки. И не хотите думать, что за все придется платить!
Мужчина опустился на колени перед собакой. Тело опять пронзила боль. Но это была боль от осознания содеянного ужаса своего поступка. Колючие слезы резали глаза и не приносили облегчения.
- Прости меня, пес! Прости!!! Собаки могут любить и прощать! Прости, хоть я этого и не заслуживаю!
Старый пес кряхтя подошел к человеку. Хозяину, которого любил всегда.
- Я простил тебе мою смерть. А вот тебе еще рано умирать. Плачь! Твои слезы – твое искупление. Я попрошу за тебя. Теплый язык коснулся щеки, большая лапа накрыла руку мужчины.
- Прощай…
В реанимационном отделении врачи бились за жизнь молодого мужчины. Обширный инфаркт. Но все усилия были напрасны. В 18:30 зафиксировано время смерти. Сердце остановилось. Конец…
Тишину реанимации разорвал крик медсестры: «Слеза! На щеке слеза! Он плачет!»
- Адреналин в сердце
- Дефибриллятор
- Разряд
- Еще разряд
Ровная линия на экране монитора дрогнула и выгнулась слабой, но такой жизнеутверждающей дугой…
Месяц спустя молодой мужчина стоял на пороге клиники. Он жив и даже осенний дождь не может испортить счастье возвращения. Его спасение врачи называли не иначе, как чудом! Выйдя за ворота больницы, мужчина неспешно направился в сторону дома. Он шел, погруженный в свои мысли, когда под ноги ему выкатился грязный и мокрый клубок, оказавшийся щенком.
-Привет, малыш! Ты чей?
Весь внешний вид щенка говорил о том, что он ничей и отчаянно нуждается в помощи. Мужчина поднял малыша с земли, сунул за пазуху и заботливо поправил торчащее ухо.
- Пойдем домой,…Грей!
Старый пес, окруженный легким белым туманом, положил голову на лапы, устало вздохнул и прикрыл глаза. Он спас в человеке Человека!